Ларри Крабб

Поиски Бога

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19

стр. 8

ОСНОВА ПРИРОДЫ ПОРОЧНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ: СОМНЕНИЕ В БОГЕ

Описать природу порочной человеческой личности равносильно тому, чтобы нарисовать портрет порочной души. Что-то внутри меня действительно неладно. Внутри каждого из нас есть серьезный изъян. Библия называет его разными именами: “тело греховное” (Рим. 6:6), “вожделение плоти” (Гал. 5:16), “закон греховный” (Рим. 7:23). Хотя между всеми этими терминами есть определенные различия, каждый из них указывает на основное препятствие на пути к познанию Бога.

Если мы хотим найти Бога так, как Он хочет быть найденным, если мы хотим узнать Его так, чтобы это познание освободило нас и дало нам возможность жить с радостью, иметь цель в жизни и властвовать собой, мы должны сотрудничать с Богом, чтобы разорвать цепи этой порочной природы и разрушить ее.

ИСКУШЕНИЕ В САДУ

Писание говорит нам, что коварный змей обманом искусил Еву. Она поддалась его соблазну и согрешила. Его хитрость состояла в том, что он заставил ее усомниться в реальности Божьего запрета. «Подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?» (Быт. 3:1).

За этим вопросом стояла следующая мысль: «Я не могу этому поверить! Бог на самом деле сказал вам не делать этого? Это все равно что матери запретить ребенку играть с красивой игрушкой».

Обман сработал. Очевидно, Ева стала задумываться, не пытается ли Бог что-то ей недодать. Она ответила: «Плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть» (Быт. 3:2–3).

Ева была введена в заблуждение. Во-первых, Бог разрешил Адаму и Еве есть с любого дерева, за исключением одного. Ева сказала: «Плоды с дерев мы можем есть». Тем самым она отвергла возможность наслаждаться щедростью Бога.

Во-вторых, дерево жизни находилось в центре сада, возможно даже рядом с запретным деревом (Быт. 2:9). Ева видела только запретное дерево. Она упустила из виду ту истину, что Бог задумал для Своих детей жизнь, а не запреты.

В-третьих, она добавила к этому запрету, когда отвечала змею, что Бог не разрешил ей даже прикасаться к этому дереву. Когда запретам уделяется внимания больше, чем свободе, они начинают умножаться. Так продолжается до тех пор, пока мы не выработаем свод правил, при котором отношения с законодателем больше уже не доставляют нам радости. Тогда буква закона угашает дух (2 Кор. 3:6).

Змей сразу заметил ошибку Евы. «Нет, не умрете; сказал он. Но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло» (Быт. 3:4–5).

Обман змея удался и она уступила греху. Увидев, «что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; [Ева] взяла плодов его, и ела» (Быт. 3:6). Ева решила, что Бог пытается лишить ее чего-то хорошего, чем она могла бы наслаждаться. Она не могла отрицать, что Бог много дал ей, но змей заставил думать ее о чем-то лучшем. И Ева устремилась за этим «лучшим». Ее непослушание произошло из-за сомнений в Божьей доброте.

Когда змей соблазнил Еву, она впала в полное и окончательное заблуждение (2 Кор. 11:3; 1 Тим. 2:14); она была обманута. Адам, как нам сказано, не был обманут. Он знал, что Бог вовсе не хочет лишить их более богатого, приятного и разнообразного жизненного опыта. Но когда его жена нарушила Божий закон, у него не было уверенности, что благодати Бога, какой он знал ее, будет достаточно, чтобы исправить созданный Евой беспорядок. Ему никогда не приходилось сталкиваться с Божьим прощением. До этого момента прощения не требовалось. Он не верил в безмерность Божьей доброты. Поэтому он предпочел решить созданную женой проблему, присоединившись к ней в ее грехе. Ева усомнилась в том, что Бог хороший и добрый. Адам сомневался, что доброты Божьей достаточно, чтобы покрыть грех благодатью.

Другими словами, наши сомнения в Боге начались, когда Ева решила, что Бог, должно быть, утаивает от нее нечто хорошее, и предприняла шаги для улучшения своего благополучия. Когда Адам, чтобы не потерять жену, уступил ей, а не положился на Бога, способного Своей добротой разрешить проблему греха, порочная природа твердо заняла центральное место в человеческой душе. Теперь каждый из нас рождается уже сомневающимся. И это сомнение, подобно вирусу, с тех пор передавалось каждому человеческому существу, за исключением Одного.

Обрести Бога – значит быть уверенным в Его доброте, невзирая на нищету, утраченные возможности и авиационные катастрофы. Мы призваны к тому, чтобы пребывать в радостной уверенности и внушать ее другим, несмотря ни на что. Но следовать этому призыву нелегко. Мы все входим в жизнь уже зараженные смертельной болезнью. Павел называет себя «пленником закона греховного, находящегося в членах [его]» (Рим. 7:23).

Этот закон, полагаю я, порождает в нас заранее предопределенную склонность не верить в доброту Бога или, по крайней мере, не считать, что Он «добр достаточно», чтобы Ему можно было всецело доверять.

РОЖДЕННЫЕ СОМНЕВАЮЩИМИСЯ

Мы все уже родились сомневающимися. Первый звук, который мы издаем, – это крик ужаса. «Что это за мир, в который я пришел? – кричит младенец. – Получу ли я здесь то, что мне нужно? Есть ли здесь кто-нибудь, кто сделает для меня все необходимое? Можно ли действительно быть уверенным, что кто-нибудь накормит и оденет меня, позаботится обо мне? Могу ли я на самом деле быть спокойным?»

Естественным образом младенец не верит, что все­ленная проявит чуткость к его потребностям. Ребенок хочет доказательств: сытого живота, сухих пеленок, теплой постели, бережного отношения. Тогда, и только тогда, он станет доверять.

Не имея естественной склонности предполагать, что наивысшая инстанция в мире благосклонна к нему, каждый ребенок с момента рождения познает страх. И по мере взросления детей их жизненный опыт увеличивает этот страх. Они могут стать жертвами войны или нищеты. Родители могут не заниматься ими или жестоко с ними обращаться. Но даже если им не нанесут особых травм, они все равно испытывают этот страх. Жизнь сама по себе есть травма, непредсказуемый спектакль, который подпитывает испытываемый нами ужас.

Сомнение в Божьей доброте порождает страх

одиночества в зыбком и непредсказуемом мире. Страх,

в свою очередь, оборачивается гневом по отношению

к Богу, так мало делающему для нашей защиты.

Первоначальное сомнение быстро уступает место ужасу, когда мы осознаем свою абсолютную зависимость от ненадежного мира. Затем, так же быстро, ужас оборачивается яростью: «Со мной что-то не так, если я хочу того, что никто не в силах мне дать? Я не принимал решения нуждаться в любви, которую невозможно получить. Кто-то принял это решение за меня, а затем отказался дать мне любовь. Это просто нечестно. Эта боль, от которой нельзя уйти, заставляет меня сходить с ума от злости!»

На кого направлены эти чувства? На того, кто в конечном итоге отвечает за жизнь. И на того, кто призывает нас доверять ему, но не заслуживает доверия, потому что не отвечает незамедлительно на наши требования. На того, кто изображает себя непобедимым, могучим и безмерно добрым, но не защищает нас от плохого обращения. Гнев младенца направлен на мать и отца, а в конечном итоге – на Бога.

Падшему сознанию вполне естественно гневаться на Бога. Если Божий Дух не вмешивается, то каждый из нас учится рассуждать приблизительно так: «Если Ты такой хороший, то как получилось, что Ты позволил этому человеку дотронуться до меня? Почему не уберег мою мать от болезни? Почему допустил, что я стал калекой и у меня в ногах нет силы?»

В основе природы нашей падшей личности лежит сомнение в Божьей доброте. Оно порождает в нас страх перед одиночеством в ненадежном мире, а также гнев по отношению к Богу, Который делает так мало, чтобы защитить нас от страданий. А затем в чашу нашего гнева добавляется еще одна капля: когда мы обращаемся к Богу за помощью, Он говорит нам, что мы уже сейчас не любим Его и не делаем добро другим, в этом и есть наша вина. Для многих эта капля оказывается последней.

СВЕСТИ СЧЕТЫ С БОГОМ

Ни страх, ни гнев не могут заставить меня прекратить задавать вопросы; фактически, они заставляют меня спрашивать еще больше. Я знаю, что Бог не поддастся моей дерзости и не ответит на них, но продолжаю спрашивать, потому что что-то внутри меня хочет задавать вопросы независимо от того, получаю я на них ответы или нет. Кажется, что смысл вопросов именно в том, чтобы задавать их. Когда я облекаю свое смятение в слова, это создает во мне какое-то успокоительное ощущение силы, помогающее справиться с необъяснимым безумием жизни.

Довольно часто создается впечатление, что мои вопросы порождаются не любопытством человека, жаждущего наставления, а возмущенным негодованием того, кто чувствует себя преданным. Как бы странно и нелепо это ни звучало, но мне кажется, что я хочу свести счеты с Богом. Какая-то извращенная сила в моей душе фактически хочет бросить вызов Богу! Перспектива победы весьма призрачна, но сама борьба вызывает прилив дьявольского воодушевления. И хотя я знаю, что потерплю поражение, но мне кажется, что через пару раундов я сумею встать на ноги.

А не может ли быть так, что та же самая сила движет и сатаной? Он должен знать, что с Богом ему тягаться бесполезно. Он должен отдавать себе отчет в том, что в итоге его ждет неминуемое поражение. Но он продолжает биться, чтобы узурпировать престол Божий. Почему? Может быть, ярость и ненависть сделали его слепым к своей участи? Может быть, его настолько опьяняет возможность использования производной силы против Того, от Кого эта сила произошла? Самый ужасный вопрос таков: в своем желании бросить вызов Богу не продолжаю ли я по-прежнему нести в себе образ отца тьмы, невзирая даже на то, что уже не принадлежу его семье?

КОГДА БОГА ЗАСТАВЛЯЮТ ДОКАЗЫВАТЬ СВОЮ ЛЮБОВЬ

Вместо того, чтобы ужаснуться собственной дерзости по отношению к Богу, я порой испытываю самодовольство. Я думаю, что Бог может опровергнуть мои хорошо доказанные обвинения, бросающие вызов Его утверждениям о доброте.

Я не первый, кто испытывает подобные чувства. Иов, перенеся больше страданий, чем мне может присниться, сказал:

«О, если бы я знал, где найти Его, и мог подойти к престолу Его! Я изложил бы пред Ним дело мое, и уста мои наполнил бы оправданиями; Узнал бы слова, какими Он ответит мне, и понял бы, что Он скажет мне» (Иов. 23:3–5).

В страданиях, когда все радости его счастливых дней затмились скорбью, что-то оживало внутри Иова, при мысли бросить вызов Богу. Нет ничего, более правдоподобно маскирующегося под истинную жизнь, чем высокомерие. А высокомерие не дает нам возможности отдаться отчаянному и благодарному смирению. Наверно, поэтому Бог больше всех грехов ненавидит гордыню.

Эта порочная природа внутри каждого человека заставляет нас бросать вызов Богу и получать удовольствие от сомнений в Его доброте. Порочная природа начинается с представления о том, что Бог не настолько хорош и добр, чтобы Ему можно было всецело доверять, и что наше стремление самостоятельно устраивать свою жизнь оправдано.

КОГДА МЫ СОМНЕВАЕМСЯ В БОЖЬЕЙ ДОБРОТЕ

Что происходит, когда мы сомневаемся в Божьей доброте и когда из-за жизненных испытаний эти сомнения перерастают в недоверие? Именно на этой стадии философия «полагаться можно и нужно только на себя» кажется полностью обоснованной. Она кажется правильной, но на самом деле следование ей приводит к смерти (Прит. 14:12). Мы приходим к выводу, что должны восполнить то, что Бог нам недодает и сделать самостоятельно то, чего Он для нас не делает; иными словами, мы должны сами позаботиться о себе.

Наши усилия восполнить якобы ограниченную Божью доброту можно назвать грехом. Вместо того чтобы уповать на Бога, мы уповаем на себя.

До тех пор пока мы полностью не увидим Христа, мы до некоторой степени будем продолжать сохранять, защищать и развивать эту хрупкую вещь, которую мы называем своим я. Наше я жаждет быть любимым и пользоваться уважением. Мы будем стремиться считать себя ценной личностью. До тех пор пока не будет разоблачена иаша тенденция судить о Боге, исходя из того, что мы видим, мы будем продолжать поиски себя, отдавая этому все сердце и всю душу. В результате мы так и не найдем Бога.

Грех – это наше стремление восполнить воображаемый

недостаток Божьей доброты к нам. Это упование на

себя вместо упования на Бога.

Вместо того чтобы пытаться разрешить главные проблемы нашей жизни, мы должны уничтожать порочную природу, лежащую в основе этих проблем. Она покоится на высокомерном предположении, что добиваться справедливости для себя разумно и правильно, потому что Бог не настолько хорош, чтобы Ему можно было полностью доверять.

Плоды такого образа мыслей сегодня обильны, как никогда раньше: самосохранение, саморазвитие, самовоспитание, забота о самом себе, самовыражение, самозащита, самоукрепление. Большая часть усилий современных людей, направленных на преодоление проблем, имеет своей целью именно это. Выходите из трудностей победителем и находите себя! Будьте уверены, Бог поможет вам осознать свое самое главное стоящее устремление: обрести свое собственное я!

У наших современников одержимость собой находит свое выражение и в движении восстановления. В последнее время люди начали сосредоточенно всматриваться в свое прошлое, полные решимости избавиться от недостатков плохого воспитания и неудачного начала жизни. Они хотели восстановить достоинство своих сгорающих от стыда и поруганных личностей, вырваться из порочного круга взаимозависимости. Ради достижения этих благородных целей они всячески поддерживали и питали в себе ощущение своей внутренней, присущей им изначально ценности. Даже церковь привлекли лозунги движения восстановления. Вместо того чтобы нанести сокрушительный удар нашей преданности собственному «я», мы изображали ее как продолжение Евангелия: «Если Бог любит нас, как же мы можем не любить себя? Повышая свою самооценку, мы воздаем честь Богу».

Не живем ли мы сейчас в то время, о котором пре­достерегал Павел: «Наступят времена тяжкие», когда «люди будут самолюбивы» (2 Тим. 3:1–2). Не виновны ли мы во всех проистекающих от себялюбия пороках? Не достигли ли мы кульминационной точки истории, когда самая суть зла – любовь к себе, которая ставится превыше всего остального, – рассматривается как наивысшее достоинство?

Если это так, то нет ничего удивительного в том, что Бог сейчас кажется нам более далеким, чем когда-либо ранее. И чем лучше мы разберемся в своей порочной природе, тем лучше поймем, почему Бог не позволяет нам найти Его.