Домой Новости Книги Словарь Связь Поиск

Серен Кьеркегор

Страх и трепет

1 2 3

стр. 3

ПРОБЛЕМА II

Существует ли абсолютный долг перед Богом? Этическое есть общее и как таковое, следовательно, божественно. Поэтому правильно будет сказать, что каждый долг есть в сущности долг перед Богом. Долг становится долгом, переносясь на Бога, но в самом исполнении долга я не становлюсь в соотношение с Богом. Так, долг повелевает любить ближнего. Это долг, потому что это долг перед Богом, но, выполняя этот долг, я вступаю не в союз с Богом, а только с ближним, которого люблю. Если же я, согласно этому, скажу, что любить Бога мой долг, я впаду в тавтологию, поскольку "Бог" берется тут в совершенно отвлеченном смысле, как божественное, то есть общее, то есть долг. Таким образом, все бытие человечества округляется, образуя ядро в самом себе, и этическое является одновременно и границами его, и содержанием.

Бог становится невидимым, исчезающей точкой, бессильной мыслью; его сила лишь в этическом, всенаполняющем бытии. Если бы поэтому кто-нибудь вздумал любить Бога в каком-нибудь ином смысле, нежели в указанном здесь, то это было бы преувеличением, экзальтацией; он любил бы призрак, который, обладай он силой слова, сказал бы ему: "Я не требую твоей любви; не выходи из своих рамок". Вообще вздумай кто-нибудь любить Бога иначе, такая любовь являлась бы весьма сомнительной, как та любовь, которую имеет в виду Руссо, говоря, что в наше время любят негров вместо того, чтобы любить ближнего.

Этическое мировоззрение ставит единичной личности задачу: выразить свое внутреннее определение или проявить свою идею во внешнем. Парадокс веры состоит в том, что внутреннее ее содержание, или идея, и внешнее ее проявление – несоизмеримые величины. Надо, впрочем, заметить, что внутреннее содержание в данном случае не то же самое, что в предыдущем, но совершенно новое. Вот чего не следует упускать из виду. Новейшая философия позволила себе без дальнейших рассуждений подменить сущность веры, отнеся "веру" к области непосредственного. Но, поступая так, смешно отрицать, что вера существовала во все века. Таким образом, вера попадает в компанию – довольно незавидную – с ощущением, настроением, идиосинкразией и пр.

В таком случае философия, конечно, права, утверждая, что не следует останавливаться на вере. Но ничто не дает философии права выражаться так. Вере предшествует движение бесконечности, и лишь тогда выступает сама вера в силу абсурда. Это я отлично могу понимать, хотя и не смею утверждать, что сам обладаю верой. Если же вера – не что иное, как то, за что ее выдает философия, то значит, уже Сократ ушел дальше, куда дальше веры; на самом же деле было как раз наоборот: он не дошел до нее. Он в интеллектуальном отношении совершил движение к бесконечности. Его неведение – бесконечное смирение. И дойти до такого смирения уже приличная задача для сил человеческих, хотя в наше время и пренебрегают ею; но лишь выполнив ее, лишь когда единичное лицо всецело исчерпало себя самое в бесконечном смысле, наступает минута для проявления веры.

Парадокс веры состоит в том, что единичное выше общего. Можно выразить парадокс и таким образом что существует абсолютный долг перед Богом.

В повести об Аврааме мы и находим такой парадокс. С этической точки зрения отношение Авраама к Исааку исчерпывается тем, что отец должен любить сына. Но этическое отношение низводится до степени относительного – в противоположность абсурдному отношению к Богу. На вопрос "Почему?" у Авраама нет иного ответа, кроме того, что это испытание, искушение, выдержанное им ради Бога и ради себя самого. Оба эти определения не отвечают одно другому в общепринятом языке. Согласно этому языку, когда человек творит нечто несогласованное с общим, про него говорят, что вряд ли он делает это ради Господа, подразумевая, что он делает это ради себя. Между тем парадокс веры лишен этого промежуточного звена – общего. С одной стороны, он выражает собой высший эгоизм (совершая ужасное ради себя самого), с другой – абсолютнейшую беззаветность, совершая это ради Господа. И тут один рыцарь веры ничем не может помочь другому. Единичный человек или становится сам рыцарем веры, взяв на себя парадокс, или никогда им не становится. Товарищество в этих сферах совершенно немыслимо. Всякое более интимное объяснение того, что следует понимать под "своим Исааком" , единичный человек может дать и постоянно давать лишь самому себе. И если даже возможно было бы точно определить, что следует вообще понимать под "Исааком" , то все же единичный человек никогда не может убедиться в этом через других, чужим умом, но должен дойти до этого собственным разумом, как данному единичному человеку.

Абсолютный долг может привести к совершению того, что этика запретила бы, но он отнюдь не может заставить рыцаря веры перестать любить. Это доказывает Авраам. В ту минуту, когда он хочет принести Исаака в жертву, он – с этической точки зрения – ненавидит Исаака. Но если бы он действительно ненавидел Исаака, то мог бы быть спокойным, что Бог не потребовал бы от него этой жертвы: Авраам ведь не тождественен Каину. Авраам должен был любить Исаака всею душою, когда же Бог потребовал его в жертву, Авраам должен был полюбить сына, если возможно, еще больше, и лишь тогда мог пожертвовать им; ведь эта любовь к Исааку своею парадоксальной противоположностью его любви к Богу и превращала его поступок в жертву. Но боль и страх парадокса в том, что Авраам, говоря по-человечески, не может сделать себя понятным. Лишь в ту минуту, когда его поступок идет абсолютно вразрез с его чувством, он и жертвует Исааком. Реальный же или практический смысл его поступка определяется его принадлежностью к общему, а в этом смысле Авраам был и есть убийца.

Часто полагают, что нет ничего легче существования в качестве единичного человека, а потому как раз и нужно принуждать людей примкнуть к общему. Я не могу разделять ни этого страха, ни этого мнения и по одной и той же причине.

Кто постиг, что существование в качестве индивидуума страшнее всего, тот не побоится сказать, что в этом заключается наивысшее, но сумеет также сказать это таким образом, чтобы речь его не стала ловушкой для заблудшего, а скорее помогла ему примкнуть к общему.

Кто же полагает, что ничего нет легче бытия в качестве единичного, тот косвенным образом выставляет себя самого в довольно невыгодном свете. Ибо тот, кто действительно уважает себя и печется о душе своей, уверен в том, что живущий на собственный страх одиноко в целом мире, ведет более строгую и замкнутую жизнь, чем красная девица в своем тереме. Мало ли таких, которые если их пустить по их воле, закружатся, словно неукрощенные звери, в себялюбивой похоти? Но следует именно показать, что не принадлежишь к их числу, показать тем, что умеешь говорить со страхом и трепетом и с благоговением перед великим, чтобы знали, что оно велико, и знали его ужасы, без чего нельзя знать и величия его.

Давайте же взвесим боль и страх, которые заключаются в парадоксе веры. Трагический герой отрекается от себя, чтобы примкнуть к общему; рыцари веры отрекаются от общего, чтобы стать единичным. Все зависит от точки зрения. Как уже сказано, кто считает легким делом существование в качестве единичного человека, может быть уверен, что он не рыцарь веры. Рыцарь веры, напротив, знает, какая завидная доля принадлежит к общему. Он знает, что прекрасно родиться единичным, который находит себя в общем, который всегда встречает радушный прием со стороны общего, лишь бы ему захотелось остаться в общем. Но он знает также, что выше этого вьется одинокая тропинка, крутая и трудно восходящая. Он знает, что ужасно родиться одиноким, отлученным от общего, совершать свой путь в полном одиночестве. Он отлично знает, где он и в каком отношении находится к людям. В человеческом смысле он безумен и не может сделать себя понятным ни для кого.

Так, верно, Авраам мог временами желать, чтобы ему была поставлена задача любить Исаака, как подобает отцу, понятным для всех образом и незабвенным во все времена, он мог бы пожелать, чтобы задачею ему было поставлено пожертвовать Исааком ради общего, чтобы он мог воодушевить отцов к славному деянию, и он почти ужасался мысли о том, что такие желания с его стороны лишь соблазны и должны рассматриваться как таковые, ибо он идет одиноким путем и ничего не совершит для общего, но лишь подвергает себя личному испытанию, искушению.

В самом деле, что совершил Авраам в пользу общего? Я буду говорить об этом чисто по-человечески. У него ушли десятки лет на то, чтобы обрести сына в старости. То, что другие обретают довольно быстро и чему радуются долго, он добыл ценою многолетнего ожидания, а почему? Потому что он подвергался испытанию, искушению. Разве это не безумие? Но Авраам верил, только Сарра поколебалась и уговорила его взять в наложницы Агарь. Зато ему и пришлось затем прогнать Агарь из дому. Он обрел Исаака, и его опять подвергли испытанию. Он знал, что чудесно выражать собою общее, чудесно жить с Исааком. Но не в том была его задача. Он знал, что было бы по-царски пожертвовать таким сыном ради общего и что он сам мог найти успокоение в такой мысли, и все другие могли бы успокоиться, прославляя его подвиг, но не в том была задача – его подвергли испытанию. Римский полководец, прославившийся под именем Кунктатора, остановил врагов своею медлительностью, но каким же "кунктатором" является в сравнении с ним Авраам! А он не спас этим государства. Вот содержание его 130-летней жизни. Кто в силах выдержать подобное? И разве не сказали бы его современники, если бы могла идти речь о таковых: "Он никогда не подвинется ни на волос дальше, этот Авраам: насилу-насилу добился сына, теперь хочет пожертвовать им; ну, не безумец ли? Да хоть бы еще мог объяснить – почему, а то вечно у него какое-то испытания". И действительно, другого объяснения Авраам не мог дать, жизнь его – словно книга, находящаяся под божественным запретом и не становящаяся общим достоянием.

Кто не видит этого, может быть всегда уверен, что он не рыцарь веры, кто же видит это, не сможет отрицать, что даже подвергшийся самым трудным испытаниям трагический герой идет легкою стопою в сравнении с рыцарем веры, который пробирается вперед медленно и ползком.

Рыцарь веры предоставлен лишь себе самому – вот в чем весь ужас. Большинство людей относятся к этическим обязательствам так, что предоставляют каждому дню свою заботу, но зато они никогда и не доходят до той страстной сосредоточенности, той энергичной уверенности, как рыцарь веры. Трагическому герою может в известном смысле помочь дойти до этого общее, рыцарь же веры предоставлен себе самому.

Рыцарь веры может положиться только на себя: скорбеть о том, что не может стать понятным для других, но не испытывать суетного желания руководить другими. Скорбь подкрепляет его, он чужд суетного желания, для этого душа его слишком серьезно настроена. Поддельный же рыцарь легко выдаст себя тем поддельным идеализмом, который наскоро усвоил себе. Он совсем не понимает, о чем идет речь, не понимает, что раз другой единичный человек захочет идти тем же самым путем, то должен также обособиться и, следовательно, не нуждается ни в чьем руководстве, а тем паче, в руководстве того, кто сам себя навязывает в руководители.

Итак, либо не существует абсолютного долга перед Богом, либо, если таковой существует, то он представляет собою вышеописанный парадокс, в силу которого единичное, как единичное, выше общего и, как единичное, находится в абсолютной связи с абсолютным; или же никогда не существовало на свете веры.

ЭПИЛОГ

Вера – высшая страсть в человеке. Пожалуй, в любом поколении найдется много людей, которые даже не дошли до нее, но не найдется ни одного, который мог бы уйти дальше нее. Не берусь решать, много ли найдется в наше время людей, которые еще не дошли до нее, могу в этом отношении только сослаться на самого себя: я не скрываю, что мне еще далеко до веры, но я не пытаюсь на этом основании осквернять великое или обманывать себя, превращая веру в детскую болезнь, в безделицу, которую желательно поскорее оставить позади. Впрочем, и тому, кто еще не дошел до веры, жизнь ставит достаточно задач, и при честном к ним отношении и его жизнь не останется бесплодной, хотя бы и не уподобилась жизни тех, кто понял и обрел величайшее – ВЕРУ.

Назад

Оглавление


Домой

Новости

Книги Словарь Связь Поиск

2003-2007 Alter Ego, Церковь в Москве, mail@realnost.ru

Hosted by uCoz